Грамотность и культура речи..."для сомневающихся"

Первые книги, принесенные на Русь, были священного содержания. Они были написаны на наречии южных славян, хорошо известном святым Кириллу и Мефодию. Святые солунские братья создали славянское письмо, основываясь на произношении своих соседов -- славян, проживавших около Салоник. Но к десятому веку на востоке славянского пространства уже говорилось немножко по-другому, уже утратились некоторые общеславянские звуки, вследствие чего определенные буквы славянского алфавита на Руси оказались излишними.

Однако писцы не сразу стали удалять эти лишние буквы. Смиренный инок носил свое душеспасительное послушание, деля время между молитвой и рукоделием. Одним из видов рукоделия в те времена считалось как раз умение писать. Не мудрствуя лукаво писец старался сделать верный список с подлинника, сохраняя священный текст неизмененным. О "реформе орфографии" ему и не снилось. И все же, дойдя до того места в священном тексте, которое он знал наизусть, он уже не обращался к подлиннику. Например, в "Чудовской псалтыри" сам текст псалтыри написан на русский манер, а толкование -- на южнославянский. Псалтырь монах знал наизусть и поэтому писал, не глядя в оригинал, ориентируясь на собственное произношение. Таким образом он как бы невольно "проводил реформу правописания", удаляя из текста ненужные графемы, т.е. заменяя их более подходящими. Толкование же псалтыри он не знал наизусть и поэтому ориентировался на южнославянский подлинник, не внося в него никаких изменений. Так было вначале. Позднее -- в 12 веке -- все же были созданы образцы грамотности, т.е. определенные правила последовательной редакции южнославянских текстов, заключавшейся в удалении ненужных южнославянских букв.

Излишние буквы удалены. Но язык южных славян, получивший в русской редакции название "церковнославянский", -- остался. И остался навсегда. В течение многих веков он существовал наряду с русским народным языком и наконец слился с ним в одно целое, которое мы сегодня называем "современный русский язык". И вот именно последовательная мена двух языков -- народного и церковнославянского -- считалась образцом культуры речи тех давно минувших дней. Когда речь шла о предметах повседневной жизни, о мирских заботах -- использовался народный русский язык.

от гюргея къ отьчеви и къ матери : продавъше дворъ идите же семо смольньску ли кыевоу ли : дешеве ти хлебе : а ли не идете а присъте ми граматичу сторови ли есте

От Гюргия к отцу и к матери. Продав хозяйство, идите же сюда, в Смоленск или в Киев. Дешев ведь хлеб. А если не придете, то пришлите мне грамотку, здоровы ли. [Из берестяной грамоты]

Когда же говорилось о вечных вопросах добра и зла, когда надо было поведать о "преданьях старины глубокой" или просто придать высказыванию бОльшую убедительность -- использовался церковнославянский язык. Древнерусские книжники говорили, что

на церковнославянском языке невозможна ложь.

аще и на кони ездяче не будеть ни с кым орудия . аще инех молитвъ не оумеете молвити . а господи помилуи зовете беспрестани втаине . та бо есть молитва всех лепши . нежели мыслити безлепицю ездя

Если даже верхом едете, и не с кем будет вам поговорить, если других молитв не знаете, тогда "Господи, помилуй" повторяйте непрестанно втайне, ибо молитва эта всех прекраснее, (во всяком случае) лучше, чем думать о глупостях во время езды. [Поучение Владимира Мономаха]

И придохом же в греки и ведоша ны иде же служать богу своему . и не свемы на небе ли есмы были . ли на земли . не бо на земли такаго вида . ли красоты такоя . и не дооумеемъ бо сказати токмо то вемы . яко онъде богъ с человеки пребываеть . и есть служба их паче всехъ странъ . мы оубо не можемъ забыти красоты тоя . всякъ бо человекъ аще оукусит сладка . последи горести не приимаеть . тако и мы не има сде быти . отвещавше же боляре рекше . аще бы лихъ законъ гречьскии . то не бы баба твоя прияла ольга . яже бе моудреиши всех человекъ отвещавъ же володимеръ рече . идемъ крещенье приимемъ

И прибыли мы к грекам и повели нас туда, где они служат Богу своему. И не знаем, на небе ли мы были, или на земле, ибо нет на земле такого вида, ни красоты такой. Объяснить не можем, знаем только то, что там Бог с людьми пребывает. И служба их лучше, чем во всех других странах. А мы не можем забыть красоты той, ибо тот, кто вкусил сладкое, уже не захочет горького. Так и мы не можем более оставаться так. Боляре же, отвечая, сказали: если бы закон греческий был плохим, то и бабушка твоя, Ольга, не приняла бы его. Будучи мудрейшим человеком, Владимир, отвечая, сказал: пойдем, примем крещение. [Об "Испытании вер", Лаврентьевская летопись]

Летописцев учили читать, но не писать. Они обладали только пассивным знанием церковнославянского языка. Тем не менее надо было соблюдать культуру речи, т.е. последовательную мену двух языков -- народного и церковнославянского. И они действительно старались, по мере своих сил. Многие, вследствие чрезмерного своего усердия, даже перестарались. В каком смысле? Черноризец, например, знал, что за ним водится грешок -- писать О вместо Ъ. Вот он и пошел исправлять, т.е. зачеркивать пророкОмъ, естьствО и вместо этого писать пророкЪмъ, естьствЪ. Такая правка называется гиперкоррекцией. Примеров гиперкоррекции было много. Писец часто не знал, как именно надо писать на церковнославянском, но знал, как не надо, т.е. знал, что надо не так, как он произносит, а как-то иначе. Некоторые случаи он, правда, помнил. Помнил, что вместо городъ надо писать градъ. А вместо полонъ? Этого он уже не помнил. Но по аналогии с меной городъ - градъ он вместо полонъ писал планъ (хотя, конечно, надо писать пленъ).

Да, нелегко было подвижникам благочестия! Чтобы как-то развлечься, утомленный писец часто на полях записывал пометы, относящиеся не к тексту, а к нему самому:

охъ зноино (ох, жара)

шести ужинатъ (пойти, что ли, ужинать)

дремлет ми ся (спать хочется)

офреме грешниче не ленися (грешный Офрем, не ленись)

Как?! Рядом с священным текстом писать такую чушь?!

родиша свиния порошата (свинья родила поросят)

Надписи на полях рукописей полностью вписывались в правила речевой культуры речи верующих. Автор использовал церковнославянский и народный языки в зависимости от контекста, и оба языка спокойно чередовались в одном и том же тексте, иногда в одном и том же предложении. В первом послании к Курбскому царь Иван Грозный ("Не к ночи будь помянут") писал:

И сего ради, Богу противни являющеся, како и святых всех преподобных, иже в посте и в подвизе просиявших, милование, еже ко грешным, отвергосте; много бо в них обрящеши падших и возставших и страждущим руку помощи подавше, и от рва согрешения миловательне возведших, по апостолу, "яко братию, а не яко врагов имуще", - еже ты отвергл еси! И якова они бо от бесов пострадаша, таковая аз же от вас пострадах. Что же, собака, и пишешь и болезнуешь, совершив таковую злобу?

Этим заканчиваем сегодняшний выпуск.

Постойте! А сомневающиеся? Неужели в те времена так-таки не было сомневающихся?!

Был один. Известно, что в 17 веке некто Котошихин, подьячий, изменил родине и православию, сбежал на Запад и там принял лютеранство. Он писал о русской жизни, причем писал на народном русском языке, поскольку был против использования церковнославянского. Но когда хотел возвестить "непреложные истины" (например, когда порицал почитание икон) или изложить "объективный взгляд" на русскую жизнь, тогда он сам невольно использовал церковнославянский язык. Он мог отказаться от православия, но не от принятых правил грамотности и культуры речи.